Казачий курень

Куре́нь (от курить (топить), в которой дым курится) — казачье  жилище, дом: обычно двухэтажный, "полукаменный", то есть первый этаж – кирпичный (прежде – саманный, из кирпича–сырца), второй – деревянный. Исторически «курень» представлял собою и место обитания, и оборонное сооружение. На устройство обычного казачьего жилища, называемое куренем, повлияла речная культура Нижнего Дона и Предкавказья.

Первые казачьи поселения возникали в плавнях (речных камышовых зарослях), жилища имели турлучные стены (т.е. плетёные из двух рядов прутьев или камыша и заполненным землёй для тепла и прочности пространством между ними), камышовую крышу с отверстием для выхода дыма. Однако широкие, многокилометровые разливы рек требовали особых построек — свайных, что и повлияло на дальнейшее развитие устройства строений. Первый этаж, как правило, не жилой, хозяйственный (считалось, что «жить нужно в дереве, а припасы хранить в камне») — называется «низы». Центром низов является, так называемая, «холодная» комната: без окон, но с небольшими отверстиями в стене, устроенные особым образом, позволяющие так ходить воздуху, что в ней постоянно дул сквознячок, остывший в окружающих эту комнату каморах. Каморы окаймляют «холодную» узким коридором. Входом внутрь служит узкая и низкая дверь, которая обычно открывается внутрь (чтобы легко можно было её подпереть), позволяющая войти только по одному, согнувшись под низкой притолокой (в прошлом за дверью могла быть устроена и яма для незванных гостей).

Главный вход в курень — по крыльцу («порожкам») устроен на второй этаж, окружённый особой террасой («балясами»). Главная комната («зало») отгорожена от входной двери сенями. В красном углу залы (левом напротив входа)— божница, под нею располагается стол (всегда накрытый чистой скатертью). Вдоль стен располагались лавки. Здесь же была печь, стоял «постав» (шкаф для размещения посуды со стеклянными дверцами). В центре залы всегда стоял обеденный стол. Убранство дополняли зеркало, сундук-скрытня, кровать (стоявшая в углу, покрытая байковым или сшитым из лоскутков одеялом). Из залы дверь вела в спальню — на женскую половину, где стояла большая кровать, висела люлька для младенца, размещался сундук с вещами, прялка и др. Также из залы выходила дверь на мужскую половину, то есть комнату («гридница», «кунацкая», «молодецкая»), предназначенную для подростков, холостых казаков. При любом количестве комнат обязательно выделялась в самостоятельное помещение кухня, («стряпная», «стряпка»), где готовили и ели пищу. В кухню выходила одной стороной и печь, размещённая в залу. Здесь она имела и чугунную плиту. Также на кухне располагались шкафы с посудой и припасами.

СТАРЫЙ КУРЕНЬ

Старый дедов курень с покосившейся крышей, 
Сизым мхом пропитался истлевший камыш, 
Здесь родным и знакомым всё трепетно дышит, 
Ставен старые створки, прохлада и тишь.
От акаций разлапистых рваные тени, 
И, на стену букеты свои уронив, 
У порога растёт куст огромной сирени, 
Палисадник собою совсем заслонив.
В досках плесени всеразрушающий иней, 
В стёклах узких окошек не теплится свет, 
Жёлтой охры и свежепобеленной сини 
Не видал тот курень уже множество лет.
Здесь жили дед Шаня и бабушка Куля, 
И в обеденный час под возню детворы 
Дом гудел, как в апреле встревоженный улей, 
Источая духмяность кофейной поры.
Сколько ж было мне лет, не припомнится даже. 
Помню солнечный росчерк во весь потолок, 
И себя у окна с поручением важным: 
Я зёрна кофейные в ступе толок.
Знал точно, лишь мне баба Куля доверит, 
Подойдёт, тихо тронет меня за плечо, 
Щепоть в ступке возьмёт и на пальцах проверит: 
«Потолки ещё трошки, и вроде ничё».
Соберутся в комнатке родные и гости: 
«Зинка, сядь, наливай уж, пока не остыл». 
Перемоют станичникам шеи и кости, 
Не забыв никого, ничего не забыв.
«Слухай, Клава, а хто учерася женился? 
Колька, что ли? На ком жа? На ком?! Да ты чё!» 
«А Матрёна сказала, сосед у ней спился». 
«Девки, девки, а сахар в Рыбацким почём?»
«Сушь такая стоит, а картошку уж тяпать, 
Хуч ба дожжик прошёл, да городы полил». 
«Приходитя, поможитя кухню поляпать». 
«Ваня, крикни-ка Шурке, чтоб чайник налил».
И текут, и текут за столом разговоры, 
И бегут неуёмной рекою года, 
В детстве долги, потом торопливы и споры, 
Чтоб уже не вернуться назад никогда.
Только память моя, мой уверенный чёлн 
Грудью против течения мчится, 
К той сирени спешит меж бушующих волн, 
Сердцем в блёклые окна стучится.
Взгляд окон из-под тех камышовых бровей 
Мне уверенность в душу вселяет, 
Ведь без прошлого наших родных куреней 
Настоящих домов не бывает.

                         Александр Кремнев